Новое, рациональное не в новых формах, а в новых мыслях, из которых формы вытекают как следствие. Надо заимствовать здоровые идеи нового искусства». И далее: «участие художества заключалось лишь в сообщении формам изящной законченности и художественного выражения истинного назначения…

, и это всегда рождало рациональную архитектуру». Путь к новой архитектурной форме от формы полезной, целесообразной, к форме изящной — это и есть принцип конструктивности, говорит он. В. Апышков дает понять, что эстетическое осознание приходит не сразу: новое, пока не художественное, но имеющее рациональное значение, затем будет приведено в изящное.

Стремясь подчеркнуть значение эстетического момента в формообразовании, автор говорит о необходимости вносить в новые формы помимо целесообразного еще и эстетическое чувство художника. Характерно, что рациональное в архитектуре ассоциируется у него с конечной целью — превращением полезного е изящное.

Отсюда и критика Г. Земпера за абсолютизацию целесообразного.

По его мнению, Эйфелева башня это еще не архитектура. Вместе с тем автор предостерегает и от другой крайности: одна красота, оторванная от целесообразности, толкает на ложь.

Таким образом, В. Апышков довольно четко представляет себе взаимосвязь утилитарного и эстетического в формообразовании; говорит о самобытности, к которой стремится новая архитектура, гармонии ее с природой. Заключая, В. Апышков пишет, что современная архитектура возвращается к красочности, свету, она рассчитана на более широкие слои населения и, следовательно, демократичнее.

Но есть, конечно, издержки, и В. Апышков отмечает подражательность русского модерна, субъективное оригинальничание.